Евразийские гидросферные катастрофы и оледенение Арктики

Автор: М. Гросвальд
Источник: Москва, «Научный мир» 1999. ББК 26.222.8:823; ISBN 5-89176-067-3
Полный вариант в формате DJVU (14.5Mb)

ГЛАВА 7
ЕВРАЗИЙСКИЕ ПОТОПЫ В КОНТЕКСТЕ
ГЛОБАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ ЭПОХИ ПОСЛЕДНЕЙ ДЕГЛЯЦИАЦИИ

7.3. Региональные последствия потопов

Евразийские гидросферные катастрофы оставили глубокий след в рельефе, разрезах поверхностных отложений и гидрографии Евразии, наложили отпечаток на ход изменений ее внутренних морей. Они должны были оказать влияние на расселение и развитие животных и растений, первобытного человека. А также, если учесть хронологию потопов, – стать причиной драматических событий в истории ряда ранних цивилизаций.

Катастрофические потопы Евразии должны были становиться мощным агентом континентального рельефообразования (см. гл. 4). Геоморфологический анализ не оставляет места для сомнения, что именно потопы, а не ветер, не обычные реки, неотектоника или береговые процессы создали комплексы параллельных грядово-ложбинных форм – бэровские бугры и огибающие долины Прикаспия, ложбины древнего стока и гривы Сибири, сквозные долины Тургайского плато и песчаные гряды Туранской низменности.

Все они могут трактоваться как различные результаты одного и того же – флювиально-катастрофического (или, по А.Н.Рудому, дилювиального) – процесса. Вполне вероятно, что флювиально-катастрофи-ческий генезис имели и многие замкнутые впадины Евразии, в том числе такие крупные, как котловина Аральского моря, и что с "потопной" эрозией связаны плоскодонные депрессии северной части Каспия и гигантская воронка Азовского моря. В связи с этим отпадает нужда во всем том наборе разнообразных гипотез, к которому до сих пор прибегали специалисты, чтобы объяснить эти комплексы и впадины.

Флювиально-катастрофические комплексы почти всюду сохраняют независимость от современных речных систем. Судя по нашим схемам (см. рис. 27 и 35), эти комплексы, с одной стороны, и указанные речные системы, с другой, имеют резко несогласные простирания, накладываются друг на друга. Еще резче различается геоморфология обоих видов образований, в чем запечатлелась неодинаковость гидравлических параметров соответствующих потоков.

Среди прочего, катастрофические потопы становились фактором регионального размыва. Это обстоятельство позволяет внести ясность в ряд "темных мест", сохраняющихся в геоморфологии Сибири и арктического побережья материка, объяснить особенности стратиграфии их поверхностных отложений. Оно делает ясным, почему для разрезов этих отложений характерны неполнота и крупные перерывы, а также, почему даже молодые конечно-моренные пояса зоны побережья отличаются крайне плохой сохранностью. С фактором потопов, вероятно, связан и перемыв постплиоценовых отложений Западной Сибири и сопредельных областей, и огрубление состава этих отложений, отмеченные И.А.Волковым [1969]. С той же причиной следует связывать и плохую сохранность озерных толщ и береговых террас, унаследованных от ледниково-подпрудных бассейнов, и сильную засоренность органических остатков, используемых для датирования молодых отложений евразийского Севера.

Одним из крупных региональных следствий потопов стало глубокое преобразование конечно-моренных поясов, связанных с Панарктическим ледниковым покровом. Эти пояса становились первейшим объектом того размыва, который производился катастрофическими потоками, и были в значительной своей части уничтожены ими. Очевидно, что это обстоятельство должно учитываться при изучении и интерпретации следов оледенения Арктики, чего, к сожалению, до сих пор не понимает большинство современных исследователей, включая участников проекта QUEEN.

Еще одним следствием евразийских гидросферных катастроф следует считать широкое развитие термокарстовых форм на юге Западной Сибири и в Северном Казахстане, т. е. в районах, которые лежат далеко за пределами области оледенения. Еще недавно этот феномен казался необъяснимым, теперь, однако, ясно, что он хорошо вписывается в "потопный" сценарий. В самом деле, вода, которая фонтанировала из-под краев ледникового покрова, должна была отрывать и подхватывать ледяные глыбы, выносить их далеко на юг и юго-запад. В результате южные окраины Западной Сибири оказывались завалены льдом, который затем погребался песком и илом, а при вытаивании создавал ландшафты озерного термокарста.

Другие следствия потопов – преобразование, а может, и выработка азовских и черноморских проливов. Можно себе представить, к каким интересным выводам приведет сопоставление мощи потопов, накрывавших эти проливы, с особенностями геоморфологии последних: в них наверняка запечатлелись следы воздействия "потопных" волн. Эти волны должны были прокатываться и дальше – вдоль берегов Черного, Мраморного и Средиземного морей, оставив следы в виде разрушенных террас, подрезанных конусов выноса, эрозионных отметин на подводных склонах, а также, может быть, и собственных аккумулятивных форм, которые почти наверняка существуют, но ассоциируются с другими процессами.

Гидросферные катастрофы не могли не изменить всю "конфигурацию" континентальной палеогидрологии Евразии, так что становится очевидной необходимость пересмотра ее основных концепций. Например, приходится признать, что в основе палеогидрологических систем здесь лежали не только "нормальные" реки, известные по работам классиков (Л.С.Берга, И.П.Герасимова, Г.И. Горецкого и других), и не только квазистационарные системы стока, связанные с ледниковым подпруживанием великих северных рек, но также катастрофические потопы огромной мощности, возникавшие при прорывах Арктического подледного озера. В контексте таких катастроф становятся объяснимыми и пластовые потоки с 1000-километровой шириной, оставившие системы прямолинейных параллельных русел, и явления мисфитных долин, и обилие замкнутых впадин. В рамках концепции потопов получают логичное объяснение такие явления, как наличие равнинных русел у рек, протекающих через сибирские нагорья, и обилие следов долинных перестроек, образовавшихся без видимого вмешательства неотектонических процессов.

Одно из следствий концепции потопов – возможность нового подхода к проблеме колебаний уровня и солености внутренних морей Евразии, в том числе к вопросу о количестве и возрасте трансгрессий Каспия. Если раньше, рассматривая этот вопрос, автор ратовал за объяснение каспийских трансгрессий ледниковыми перебросками речного стока (см. гл. 2), то теперь ему понятно, что необходимо считаться и с неизбежностью особых трансгрессий Каспий – трансгрессий при потопах. Логика тут проста: раз вода Арктического подледного озера вырывалась на евразийскую сушу и накрывала Арал и Каспий, то она просто не могла не заполнять их котловины до краев. Это значит, что помимо пресноводных трансгрессий, связанных с квазистационарным стоком талой воды, происходили еще и солоноводные трансгрессии, бывшие производными от потопов. И если первые должны были тяготеть к эпохам максимумов оледенения, то вторые – совпадать с периодом дегляциации, с эпизодами КРЭ, отстоящими от современности на 12, 10 и 7 тыс. 14С-лет.

Правда, все это – пока лишь логические умозаключения, которые нельзя ни подкрепить, ни опровергнуть данными абсолютной геохронологии. Последние для этого слишком неточны и расплывчаты, по одним источникам раннехва-лынская трансгрессия лежала в рамках от 18 до 11 тыс. лет назад, а позднехвалынская – где-то между 14 и 9 тыс. лет назад [Свиточ и др., 1998], по другим – первая от 13,9 до 11,4 тыс. лет назад, а вторая – от 13,5 до 8,8 тыс. лет назад [Яхимович и др., 1986]. Так что для проверки гипотезы о "потопных трансгрессиях" еще потребуются дополнительные работы.

В свете "потопной" гипотезы меняются представления о природе и функциях европейских прадолин. По существующим взглядам [Liedtke, 1981; Andersen, Borns, 1994], эти долинные формы образованы западноевропейскими реками в то время, когда они подпруживались Скандинавским ледниковым щитом и отклонялись на запад, превращаясь в маргинальные потоки талой воды. Считается, что каждому оледенению соответствует не только собственный конечно-моренный пояс, но и "своя" прадолина, и что все эти прадолины начинались от меридиана Варшавы и оканчивались в Северном и Балтийском морях. Автор уже выступал с критикой этих взглядов, подчеркивая, что действительные бассейны прадолин были много шире и включали почти всю Восточную Европу [Гросвальд, 1983]. По настоящей же гипотезе, главную роль в выработке прадолин играли особые – катастрофические – потоки, возникавшие при прорывах Арктического подледного озера.

Кроме того, как здесь уже не раз подчеркивалось, концепция потопов чрезвычайно важна для палеогляциологии – для выяснения вопроса о характере и масштабах оледенения Евразии и всего Северного полушария. Вместе с новыми данными о размахе похолоданий в Гренландии (на 25° в последний ледниковый максимум [Johnsen et al., 1995]) и результатами модельных экспериментов У.Бадда, И.Марсиат и других она подтверждает правильность модели Панарктического ледникового покрова, добавляя к его портрету новые черты.

Вероятно, влияние потопов испытали на себе и другие стороны природы Евразии, в том числе климат ее регионов, растительность и почвы, органический мир водоемов. Обо всем этом мы можем лишь догадываться, поскольку концепция гидросферных катастроф находится в начальной стадии своего развития, и обстоятельное изучение последствий великих потопов – дело будущего.


Содержание